– А? Что? – продрала глаза невеста еще полчаса спустя. – Дайте поспать!

– Какой поспать? – взъярилась Ванилька, отдуваясь, как мерин-тяжеловоз, везущий бревна, – расталкивать габариты матроны оказалось не просто. – Быстро вставай! Тебя уже ждут в храме!

– Зачем? – удивилась Клози и вдруг изменилась в лице. – Пресвятые тапочки, у меня же свадьба сегодня! С Вистунчиком моим гениальным!

– Аркаешевым тестикулам слава! – мрачно заметила Ванилла, присаживаясь на край кровати. – Что-то я устала немного… Твое Высочество, кати ее умываться!

Однако катить Клозильду не пришлось. Свадебный адреналин вздернул ее на ноги, метнул в купальню, а оттуда в угол, где стояло платье. Защитная ткань спала, открывая взорам многоярусное сооружение, расшитое мелким жемчугом. Должно быть, весило оно немало, но матрона легко сняла его с подставки и потрясла перед изумленными лицами посетительниц.

– Вот она, шедевра мастера Артазеля! Луна середины лета в озере, полном кувшинок!

В дверь постучали.

– Я могу войти? – раздался голос маленького мастера.

Должно быть, паж, услышавший голос пробужденной нимфы и измученный долгим ожиданием, сбегал за портным, не дожидаясь приказа.

– Входите, мэтр! – в один голос воскликнули все присутствующие.

Платье действительно напоминало перевернутую кувшинку, лепестки которой невесомо ложились один на другой и загадочно поблескивали жемчужной россыпью. Под руководством Артазеля оно было торжественно водружено на матрону Мипидо, которая попыталась придать лицу выражение, с ее точки зрения соответствующее шикарному наряду.

– Лучше не надо! – констатировала Ванилька, а Катарина едва не насильно оттащила Клози от большого зеркала, чтобы усадить перед трюмо и сделать прическу.

– Ваше Высочество, – заглянул в дверь Григо Хризопраз, – у дворцовых ворот стихийное бедствие в виде толпы зевак, уличных музыкантов и друзей жениха, которые прибыли, дабы вручить подарки прекрасной невесте и ее подругам.

– Мы уже бежим! – тяжело поднялась с кровати Ванилла. – Летим! Скачем!

– Галопируем! – с серьезным лицом добавила Бруни.

От хохота Клозильды из ее высокой прически повыпадали все шпильки до одной.

– Это не волосы, а бедствие! – всплеснула руками Катарина, бросаясь подбирать их с пола.

Спустя еще некоторое время невеста, похожая на крупногабаритный сахарный бутон с торта и слегка встрепанная, выходила из дворца, от волнения отрывая сильными пальцами прачки одну за другой жемчужинки с верхней пелеринки.

* * *

Друзьями Висту оказались двое старейших мастеров Гончарной гильдии и странствующий художник с бледным лицом и горящими глазами. Окинув понимающим взглядом округлившихся подружек невесты, он энергично обменялся шкатулками с одним из пожилых гончаров и пошел в атаку на бастион с названием Клозильда.

– О, несравненная дева, красотой повергающая к стопам всех представителей мужского пола, твое необъятное обаяние сразило наповал бедного творца натюрмортов! Но гораздо важнее, что сраженным наповал оказался мой старинный друг, чудеснейший и добрейший человек, мастер Висту Вистун! – Один из гончаров ткнул его локтем под ребро, и художник, поправив бархатный берет с пером, едва не слетевший с его головы, поспешно добавил: – Глава Гильдии славных гончаров! Рассказывая мне о вашей встрече, он был немногословен, однако его глаза полнились такой любовью, что я даже боюсь представить чувство подобной силы…

– Чуйство… – прошептала Туча Клози и сопнула носом.

– Мой друг Висту – человек скромный и практичный, и подарок, что он шлет тебе со всей любовью, ему под стать, – подмигнув, сообщил художник и откинул крышку шкатулки.

Ванилька, ожидавшая увидеть драгоценный гарнитур, разочарованно выпятила губу. На малиновой подушечке лежал простой железный ключ.

Бруни с опаской покосилась на невесту и поразилась выражению чистейшего восторга, бушевавшего на ее лице, подобно майской грозе. Дрожащими руками Клозильда взяла ключ, на миг прижала к губам и, спрятав за корсет, отвернулась, чтобы скрыть подступившие слезы.

Пока один из гончаров, шагнув к Ванилле, начал произносить речь, принцесса тихо спросила:

– Все в порядке, Клози?

– Все великолепно, Твое Высочество! – всхлипнула та. – Это ключ от чердака, где он держит картины, которые никому не хочет показывать! Понимаешь, что это значит?

– Понимаю, – с восхищением покачала головой Бруни, – похоже, это ключ от его сердца!

Подругам невесты подарили их портреты, выполненные яркими красками на костяных пластинках. Они были так искусно нарисованы, что казались живыми. Принцессе даже было страшновато заглядывать в глаза самой себе. Казалось, та Бруни смотрит на нее с превосходством и снисходительной насмешкой, потому что она совсем-совсем другая, несмотря на внешнее сходство: полная уверенности в себе, внутренней силы и спокойствия. К сожалению, Бруни не могла сказать, что ей, настоящей, присущи эти черты. При внешней невозмутимости, приобретенной за годы работы в трактире, она по-прежнему остро переживала события вокруг себя, и хорошие, и плохие.

– А что это тут у нас? – в мгновение ока портрет Ваниллы оказался в руках ее невесть откуда взявшегося супруга.

Тот был одет в соответствии с событием: в салатовый камзол, при виде которого почему-то сразу приходили на ум пасущиеся на лужайке кролики, желтые лосины и синие туфли с помпонами. Образ довершал легкомысленный красный шарфик, заколотый брошью, изображающей лобызающихся пастуха и пастушку.

– Ох, это ж любовь моя законная! – воскликнул шут, разглядывая портрет. – Передайте мастеру Вистуну, что этот подарок – для меня! Я буду носить его тут… – он похлопал по нагрудному карману камзола, – и в часы разлуки смотреть на любимую, пускать скупую мужскую слезу и вспоминать ее пышные, мягкие, соблазнительные…

– Кхгм! – поперхнулась Ванилла.

– …Глаза! – нашелся Дрюня и сам же зашелся в приступе хохота.

Бруни заметила в толпе за его спиной широкоплечую фигуру в плаще, с глубоко надвинутым на лицо капюшоном. Видна была только пшеничная с сединой борода. Его Величество сдержал обещание и явился на свадьбу. Инкогнито.

– Однако пора отправляться в храм! – воскликнул шут. – А чего же мы ждем?

Принцесса скрыла лукавую улыбку. Клозильда взволнованно оглядывалась, ожидая свадебный экипаж, который должен был отвезти в храм ее и подружек. От звука весело стучащих по камням мостовой копыт толпа зевак прянула в стороны. Невеста, открыв рот, смотрела, как подъезжает не украшенная цветами повозка, а самая настоящая карета, запряженная гнедыми лошадьми, чьи шкуры лоснились, а в гривы и хвосты были вплетены весенние цветы. Карета была по-королевски роскошная, из орехового дерева, с мягкой отделкой внутри из голубого бархата и кожи и с мальчишкой-грумом на запятках, одетым едва ли не богаче Дрюни.